Ведущая петербургского часа программы "Liberty Live" Ольга Писпанен: Сегодняшний гость петербургской студии Радио Свобода - гость заграничный и не часто радующий своим посещением театральную публику Петербурга - актер, танцор, режиссер и основатель театра "Дерево" Антон Адасинский. Русское чудо, русский театр физического действия, также живой театр, последний театр, могут перечисляться эти эпитеты бесконечно, в конце концов, видимо, человек театра Антон Адасинский, который, наконец-то, в нашей студии Радио Свобода, до него достучаться очень трудно, как я знаю, многокилометровые очереди на интервью. Я знаю, что вы целую ночь монтировали декорации, запоздавшие, к сожалению, и ценю подвиг раннего подъема. Скажите, вы начинали в Ленинграде, еще тогдашнем, в 1988-м году, и, видимо, очень успешно начинали, потому как гремела слава здесь, в России,.

Антон Адасинский: Да успешно.

Ольга Писпанен: Почему же все-таки был потом Дрезден, Прага и так далее, все западные города? Здесь недопоняли, или пришлось уехать, потому что там шире поле деятельности, или что?

Антон Адасинский: Поле деятельности... Сейчас, надо понять. Поле, да... Мы... Доброе утро, ей Богу, тут с этими льдами... Вчера же все застряло во льдах.

Ольга Писпанен: Декорации?

Антон Адасинский: Да. Они были обложены льдами, на помощь вышел ледокол.

Ольга Писпанен: Но это уже отдельная история в истории театра.

Антон Адасинский: Да. Мне так и снятся эти льды, просторы, поля, все смешалось. Успех был очень колоссальный, большой успех. 1988-й год, очень серьезный, и мы сразу же уехали с этим успехом, сразу же. То есть, мы вот решили, что мы очень успешно выступаем здесь, и когда мы стали одинаково успешно выступать ото дня ко дню каждый месяц, и мы уже считали, что люди как бы делают всегда успешно, рядом с нами находящаяся компания, в которую можно попасть, мы стали таким обычным нормальным андерграундом, который был рядом, близко, мы неожиданно стали в рамках обычного, успешно-обычной компании, и как-то сложилось, что мы решили уехать потому, что лучше быть вдалеке, вращаться кометой, какой-то взрыв, как событие, но уже не быть рядом. И приехал человек из Праги, сказал, что у него есть маленький театр, хороший маленький театр на улице Браницкая, и что в самый раз сейчас бы хорошо, если бы я людей научил работать. Это было очень неожиданно - получить в те годы контракт, и маленький театр свой, и квартирки, и сразу стало все хорошо, тепло, мы взяли и уехали. Никто не заметил, что мы уехали, мы поехали на гастроли, мы просто выехали с чемоданчиками из Дворца Молодежи и уехали, и больше не вернулись, потому что потом то же самое началось в Праге, мы уехали во Флоренцию, потом в Амстердам, потом в Германию, потом еще раз вернулись в Россию, попробовать, как здесь жизнь, и пока мы сейчас, в Германии, пока. Но если придет маленький человек с маленьким театром на какой-нибудь улице Сердобольской, Ностальгический, или какой-нибудь переулок Российский, может, мы и вернулись бы, если есть такой человечек. То есть, это вопрос открытый.

Ольга Писпанен: Но это получается, как бы в тот момент был сознательный побег от успеха. Как бы не хотелось становиться не андеграундом, а каким-то уже мейнстримом, обычным театром, воспринимаемым всеми и всегда, но мне кажется, это по идее это не должно подходить к театру "Дерево" - такие описания, как обычный театр.

Антон Адасинский: Можно отшутиться, конечно... Можно сказать, что сейчас я понимаю, что, видимо, у каждого человека есть такой момент, когда нужно ехать, нужно двигаться в пространстве, нужно перемещаться, нужно исчезать, менять работу. Возникает такая дилемма, возникает это желание, думаешь, завтра, сейчас, как будет, отсижу это дело месяцок-полтора, годик, а потом обязательно изменю, и все может пойти по-другому. Если успеваешь в этот день, когда вот щелкает тебе щелчок - услышал, успеть повернуть, значит, молодец, а если не успел, то потом уже можно застрять. Просто мы боялись застрять. Вот так бы я это объяснил. Это не была эмиграция. Не было никакого желания - вот, "Россия нас задолбала, захватала замучила", - мы делали все, что мы хотели, не было никаких проблем, вообще. Выступали с чем хотели, ездили, получали зарплаты от комсомольцев в Дворце молодежи, имели свой зал, они нам очень помогали, то есть, не было никаких негативных моментов, вот сейчас говорят, "Дерево" выжили из страны. Ерунда! Мы сами уехали, и кроме как добром этих людей в пиджаках я вспомнить не могу. Они нам действительно очень сильно помогли.

Ольга Писпанен: Но театр "Дерево" - да, обласкан театральной критикой, огромное количество призов, даже у нас не хватит, наверное, эфира перечислить, все ваши награды достижения, и так далее, но фестивальная кочевая жизнь, которая уже на протяжении 10 с лишним лет происходит, как вы уехали из России, эта постоянная кочевая жизнь по фестивалям театральным, по городам, странам, пусть даже с призами, номинациями и так далее, но дает ли это, в конце концов, так скажем, коммерческую основу для такой жизни? Есть обратная сторона этой медали - фестивали они же не приносят денежные призы?

Антон Адасинский: Неправильно. Все наоборот, потому что именно только выступления на фестивалях, в турах и гастролях приносит нам, как не субсидируемой компании, моей, кстати, компании, доход. Только это, потому, как фестивали платят, и города платят, страны платят, платят достаточно хорошо, если компания хорошая, а спектакли замечательные, и хватает и на жизнь, и на поездки, на квартиры, на все, что ты хочешь себе позволить, если ты действительно работаешь по-настоящему. Вот так как бы "Дерево" и живет. Ни для кого не секрет, есть такие театры, которые так выживают, это не такая сейчас как бы частая история, это редкость. Выживаем только за счет того, что мы выступаем. И когда мы об этом говорим на Западе, что мы - компания, которая живет от выступления к выступлению, те даже не верят, потому что обычно есть какая-то субсидия, помощь от государства театру. У нас ее нет. Но мы не жалуемся и очень хорошо живем, по любым меркам, очень много работаем, выступаем, можем выбирать места, куда мы поедем, что там будем делать. И вторая ошибка, что ли: думают, что, вот, "Дерево", или другая компания, взяло и поехало, куда мы хотим. Нет, конечно. Надо, чтобы нас позвали, и пригласили, и оплатили из той страны. А так - выбрать себе страну и фестиваль - это гениально, конечно... Поэтому мы едем туда, где нас зовут, где нас хотят. в данный момент нас хотят на "Золотой Маске", и еще нас хочет Миша Хейфец здесь, в Питере, со спектаклем "Однажды".

Ольга Писпанен: Да, это мы знаем

Антон Адасинский: Его желание позволяет нам сидеть здесь и говорить с вами на радио.

Ольга Писпанен: Антон, считаете ли вы деятельность Бориса Березовского полезной для России?

Антон Адасинский: Ну вот, пришел в мою жизнь Березовский с этим вопросом. Ужасно, что не деться никуда от этой всей политики, и знаешь, что ничего не изменить, думая об этом, читая об этом, видя все это, и вмешиваться не хочется, не хочется быть частью этого, я думаю, что все-таки моя функция - делать спектакли, бороться с другим видом оружия за хорошее и правильное, как нам кажется. Поэтому вопрос я оставляю открытым для людей на улице, которые, может быть, в этом понимают больше, чем я. Я не знаю, что делает Березовский, и, возможно, никогда не узнаю.

Ольга Писпанен: В продолжение этого вопроса: в начале, когда вы вошли в студию, вы первым делом сказали, что, "Боже мой, новости, какой кошмар, как это неинтересно", - но, тем не менее, сейчас, наверное, все-таки знаете, идет война в Ираке, и то ли это модно, то ли все-таки действительно люди искусства решили внести хоть какой-то вклад в то, чтобы остановить эту войну, постоянно, только что прошло вручение "Оскаров", люди как могли протестовали. Кто как мог, кто просто значками на лацкане пиджака, кто устраивал акции на улицах городов... Все-таки художник должен следить за событиями в мире? Его это должно касаться, или лучше действительно, как вы говорите, заняться своим делом, заняться театром,ничего не знать, ничем не интересоваться?

Антон Адасинский: Ну, есть видимая война, слышимая война, осязаемая, читаемая, а есть война невидимая, она была, она идет, и в этом нет никакого секрета, об этом прекрасно всем известно. Война, в которой разрушаются наши души, наши мозги, и вот эта война, она пострашнее, потому что в ней заняты не десять там тысяч наемников, или труба с каким-то маслом или нефтью, течет из-за которой все грызутся и маленькие шланги привинчивают в разные стороны, а это более страшная война. И в этой войне я с радостью принимаю участие и считаю, что мы все, все, кто делает хоть какую-то форму искусства, они воюют. Я не могу сказать, что есть имена в этой войне, что есть какие-то силы, конкретные армии, но я знаю, что есть в нашем мире система, очень сложная, запутанная, огромная, которая действительно действует на нас, которая действительно уничтожает культуру, точнее, приносит свою культуру, приносит свое видение мира, и почему я должен скрывать какие-либо свои мысли о том, что есть ужасные фильмы, есть ужасные театры, есть ужасная, огромная, совершенно огромная полоса плохой сценической продукции, киношной продукции, музыкальной продукции, и вот это и есть наступление на наши головы. Мы теряем вкус, мы теряем ощущение правильной музыки, правильных спектаклей, хороших актеров, мы теряем, у нас он выжигается. Вот с этим я буду рад драться, и этих врагов я буду знать поименно. А что касается политики новостей, ну, это небольшая часть. Сейчас в мире идет около 38 войн одновременно. Мы говорим об одной - война в Багдаде. Можно поговорить о Чечне, можно поговорить о других странах.

Ольга Писпанен: Хорошо тогда все-таки вывод, что художник должен отвечать за людей, которым он представляет свое искусство? Тогда почему нет школы Антона Адасинского? Вот существуют ли некие сценарии ваших спектаклей, представлений, чтобы ученики пришли, прочитали, поставили, существуют ли видеоносители - понятно, что не все могут попасть на ваш спектакль, к тому же вы, к сожалению, не частый гость в России, изюминка в обыденной театральной жизни. Ездить за границу на ваши спектакли тоже не каждый может, так скажем. А я знаю, что у вас очень много последователей. Почему нет школы? Вопрос в лоб.

Антон Адасинский: Да, очень приятно, что я получил разговор в лоб когда завел разговор о том, что человек искусства должен бороться, сражаться за что-то. Естественно, нужна армия. У меня есть школа, есть студенты, их очень много, около 400 человек из разных стран, но у меня нет какой-то внутренней уверенности, что сейчас я должен одевать пластиковую бороду, садиться на высокий стул, называть себя профессором и учить людей делать театр, потому что по моему опыту, по опыту всей работы на сцене, кто захочет - он сделает, найдет, где-то нароет книжек, материалов, где-то нароет знаний и будет замечательным мастером. А если он сам это сделать не может, то учи его, не учи, подсовывай кассеты, книжки, какие то материалы и занимайся с ними до седьмого пота - не потянет. Это мой опыт работы со студентами. Поэтому я знаю, что из 100 два-три потом пойдут этой дорогой, и будут работать. С остальными это будет порожняк и потеря сил. Но, чтобы найти этих двух-трех, нужно сто. А для этого нужна очень простая вещь: нужно большое, свое хорошее здание, нужна просто географическая точка этой школы. Чтобы мне это дали, у меня это есть в Германии, у меня это есть в Англии, чтобы мне это дали здесь, в России, мне нужно ходить, просить, требовать, доказывать, просить, ходить, я могу это делать, я готов это делать, но, к сожалению, не все так просто.

Ольга Писпанен: Антон, вопрос на засыпку: в России очень модно понятие элитарного искусства, очень любят, например, такие рубрики на телеканалах - "Кино не для всех", "Театр не для всех", видимо, ну вот, например, я была на нескольких спектаклях Минтанаки в Праге в Берлине, тоже можно сказать, спектакли были не для всех, потому что половина зала восторженно хлопала и обливалась слезами от радости, а половина зала плевалась и уходила. Бывает ли, что после ваших спектаклей, насколько я понимаю, это одно направление, физический театр, бывает ли, что кто-то не понимает, что происходит, подходит и говорит: "Извините, а что это было?

Антон Адасинский: Бывает еще интереснее и, в общем-то, это очень здорово. Выступали мы, еще здесь когда жили, в 1990-м году в концертном зале "Время", Автово станция метро, для людей, которые живут там. И это очень странный зал. Туда заходят люди, живущие в том районе, они действительно, может, мало что видели, не так часто выезжают в большие театры, в центр города. и вдруг приехало туда "Дерево", со всеми заморочками, со спектаклем "Красная зона" и еще с этой прелюдией на улице, полчаса с какими-то драками, с художниками, с наклеенными белыми бумагами, с бросанием краски на стену, такая акция была, и вот, стоит этот народ, смотрит на каких-то лысых полуголых людей, которые кидаются банками из под молока, краской в стенки, стекает краска, пишется картина, какой-то лысый мальчик хватает лысую девочку за руку и крутит ее в каком-то очень сложном пируэте и втыкает ее в какую-то стену, и народ начинает сжиматься, потому что идет оскорбление, в принципе, уже пора нас убивать, но мы настолько перешагнули эту границу, что как бы и убивать уже неловко. Мы уже перешагнули даже наглостью. И вдруг мальчик, который тащит с собой 80 пар кирзовых сапог с тремя беломоринами, вдруг понимает, что сейчас его будут просто бить, и в эту секунду Таня делает великолепный пируэт и втыкается головой в телефонную будку, разбивает насквозь, пробивает два стекла, и народ говорит: "Ну, нет, это наши, это нормально, это можно, это ребята крутые, во". И после спектакля встает женщина в зале и говорит: "Извините пожалуйста, спасибо большое, нам очень понравилось, только пожалуйста, я вас не вижу, вы за кулисами, да, будьте любезны, выйдите на сцену, объясните нам, что это было". Это было так легко сказано, правильно сказал, что я вышел на сцену, в чем там был, уж не помню, в бондаже, сел на авансцену, и мы минут 20 говорили с публикой, и это было здорово, потому что они действительно хотели понять, словами.

Ольга Писпанен: Но вот именно словами, видимо. Все-таки, это более привычно, чем просто движения?

Антон Адасинский: Ну, я сказал в этом ответе, что, представляете, держать в себе эти чувства, чтобы в словах мы не потеряли смысл спектакля... И мне кажется, она это поняла.

Ольга Писпанен: И вот если кто, я надеюсь, все-таки большинство наших слушателей, хочет это увидеть своими глазами, как втыкаются, как летают эти удивительные люди на сцене, что там делают - милости просим, второго, третьего, четвертого на сцене театра ТЮЗ театр "Дерево" представляет свой спектакль "Однажды".