У.Шекспир. "Гамлет". Театр "Фарсы".
Режиссер Виктор Крамер


Мрачный Эльсинор спектакля Виктора Крамера наполнен визгом и смехом. Взмывают вверх белые скатерти, Офелия осыпает белыми цветами Гертруду, примеривающую фату у зеркала. Праздничная кутерьма управляет движением круга, и Гамлет связан с этим ярким миром, который, кажется, должен изменить финал трагедии.
Театр "Фарсы" начал историю о принце датском неожиданным светом, отставив трагические котурны, даже не прикасаясь к ним. В покое остались череп бедного Йорика, проскользнувший песком сквозь пальцы принца, и черное классическое одеяние Гамлета.
Наплыв шума толпы и оркестра, Гамлет (Игорь Копылов) в поблескивающих золотом очках кидает камушки и посылает свои поцелуи в окно Офелии (Оксана Базилевич).
Свет идет от этой пары и от другой - короля и королевы. Белые кружева платья Гертруды (Елена Спиридонова), ее точеный профиль, рядом высокий торжественный Клавдий. Церемония свадьбы. Орган, букеты - торжество в кругу приближенных.
Это только начало истории, но в ее вихревом, и в то же время четко выверенном движении ярко проступают отношения, связывающие героев.
Гамлет ждет Офелию, чтобы поцеловать ее, пока никто не видит. Гамлет дурашливо дерется на зонтиках с Лаэртом (Александр Строев), они преследуют Полония (Сергей Бызгу), все время натыкаются на человечка в коричневом костюме, отнимают у него, то рюмку, то бутерброд. Гамлет дружески покровительствует Клавдию (Игорь Головин), репетирует с ним речь, посвященную торжественному событию. Довольный кивает, в последний раз оглядывает волнующегося дядю, благословляет и отходит в сторону, уступая место нежно-белой Гертруде.
Режиссер стремится "очеловечить" своих героев, наделяя их теплом и обаянием, словно для того, чтобы предотвратить постепенное разрушение этого мира. Трагедия упрямо проходит через огромное пространство, в котором они все обитают. Оно захватывает своей замкнутостью, живет по странным законам, которые определяются движением поворотного круга. Круг вращает зрителей, сидящих на нем, переносит их от одного события к другому. Его движение кажется обреченным вечно повторять историю о принце датском. Резко сталкивается свет и темнота, деля все повествование на эпизоды, создавая перепады в настроении. Сначала темнота вторгается короткими, неожиданными фразами в царящее веселье.
После церемонии застывают возле двери, изображающей вход в храм, молодые в поцелуе, маленький Полоний с Лаэртом - дитем-переростком, Офелия, держась за платьице, Горацио в траурном костюме (Константин Хабенский). Застывают, как на фотографии, ожидая птички и улыбаясь. Гамлет присаживается в центре группы, откуда его вышвыривает какая-то сила. Движется круг. Проплывают мимо "улыбки на память".
Свет сосредоточен на фигуре Гамлета, вокруг темнеет. Шепот тревожной музыки. Гамлет подан крупным планом: его бледное лицо, его сомнения, которые скрывались за весельем, в общей кутерьме. Круг делает поворот, рядом с Гамлетом возникает Клавдий и поднимает его. Принц, обмякший, растерявший все силы в короткой темноте, висит на плечах Клавдия. Он быстро меняется, как только подходит мать.

Фото В.Васильева
Е.Спиридонова (Гертруда),
И.Головин (Клавдий).
...Мимо Гамлета с гиканьем несется Лаэрт с Гертрудой на плечах. Развевается ее фата, следом бегут Полоний, Офелия. Следующее движение круга - погоня за Полонием. Все останавливаются у белых столов, расставленных как будто в спешке. Открывается огромное пространство. Прямо - железные ворота, по бокам - кирпичные стены. Высоко - темнота, потолка не видно. До этого мы "проезжали" мимо этого пространства, внимание было сосредоточено на героях, на первом плане, когда они застилали столы, взвивались белые скатерти, когда они шумно толкались и гонялись друг за другом. Теперь, когда все уговаривают Полония выступить, и он, соглашаясь, как малое дитя забирается на стул, видно, в каком темном колодце существует эта компания. Нет, это не масштабы королевства, и образ Дании как государства, живущего пусть и за этими стенами, не возникает. Это именно их мир - вот такой вот странный, с темными углами, с одиноко расставленными столами, зеркалом, дверями.
Дрожа от удовольствия, теряя пенсне, Полоний громко, с выражением читает сонет Шекспира: "Зову я смерть!". Он нелепо призывает курносую и умрет нелепо.
Герой Сергея Бызгу, кажется, все время подскакивает, все время хлопочет. Он обаятелен, комичен, радостно любит Офелию, Лаэрта. Полоний делает вокруг себя все теплым. Поэтому, когда он исчезает, кажется, что с этого момента темнота начинает побеждать. Замкнутое пространство давит своей пустотой.
Сонет превращен в банальные стишки, вроде: "От сердца и почек дарю вам цветочек!" Перепутаны жанры. Выступление Полония превращается в фарс. Небо откликается на просьбы неугомонного. Железные ворота раздвигаются, и появляется большая белая фигура, размахивающая ручищами. Все замирают от страха. Она, шатаясь, приближается, великан медленно валится набок, а из-под него вылезает Лаэрт и передразнивает отца.
Круг движется. Он становится то продолжением игровой площадки, по которой Лаэрт идет за королем и королевой, отпрашиваясь во Францию, то превращается в силу, которая отделяет Гамлета от остальных, подает его крупным планом. Все время идет чередование крупных и общих планов.
...Гамлет пишет на небе лентой стихи Офелии. Они любят друг друга.
Везде жует за столом Могильщик, видимо ожидая своего звездного часа.
Темная сторона этого мира, таившаяся в углах, подкрадывается ближе. Трагедия накажет за то, что в ее владения проникли комедия и фарсы.

Фото В.Васильева
К.Воробьев (Розенкранц),
И.Копылов (Гамлет),
Д.Воробьев (Гильденстерн).
Все продолжают резвиться, рассаживаются на стульях, и Гамлет должен успеть занять между ними место. Вдруг свет меняется, все застывают. Музыка и шепот, странно прогнувшиеся тела. Словно каждый где-то внутри знает о преступлении и сейчас это вырывается из Офелии, Гертруды... Призрака на сцене нет. Над ним уже поиздевались, как могли, эффектно выпустив белую фигуру в клубах дыма. Замкнутость этого мира продиктовала появление фантома изнутри каждого. Голос неба, его материальное воплощение было бы циничной условностью.
Нарастает музыка, и какая-то сила сталкивает Гамлета с Горацио. Тело у Горацио стало неестественно вытянутым, напряженным, прилепилось к плечу Гамлета. Гамлет отходит, пытается освободиться, но чернеет трауром тело, не отстает, бледное лицо Горацио опрокинуто, он дугой прогибается от плеча Гамлета к полу. Физическая боль Гамлета от гулких, глухих слов "призрака" разливается по нему, руками он пытается оттолкнуть навалившийся на него темный воздух.
Темнота сожрала все пространство, все охвачено ею. Сзади остаются пять застывших, напряженных фигур в фиолетовом свете, а белые столы взвиваются, кружась, все выше, уходят в темноту и повисают там. Они были вестниками праздника, теперь же стали пугающим знаком разрушения.
Музыка внезапно обрывается. Тишина и темнота. Пауза. Звонкое цоканье вилки о тарелку. Нас переводят из одного состояния в другое, не давая опомниться.
"Порвалась дней связующая нить", - скажет Гамлет, стоя рядом с Горацио...
Крамер сочиняет "разорванный" спектакль. Он стирает время, пространство, перемешивает сон и явь. Пьеса подана жестко, рвано.
Великая трагедия разорвана, жанры "фарсово" перемешаны. Круг сначала соединяет всех обитателей колодца, но потом, когда нить зла начинает распутываться, - круг разрывается, да и сама ткань жизни расползается на глазах.
Совершенно ясно, что после фразы Гамлета ("Порвалась...") светлый мир Полония мы видим в последний раз. Большую часть сцены уже занимают сумерки. Наверху еще раскачиваются зловещие столы, которые станут камнями реки - местом гибели Офелии, за ними будут справлять поминки.
Какие-то неотвратимые перемены.
...В темноте звучит тревожный голос Полония, он зовет Офелию. Офелия, перепугана предчувствием смерти.
...Что-то происходит с Гамлетом. Он появляется в сцене с Полонием, разыгрывая перед ним сумасшедшего, с белым лицом, покрытым глиной, в белом рваном костюме.
...Полоний ищет Гамлета и обходит "замок", который раньше был заполнен движением обитателей. Теперь они появляются в сумерках по одиночке - Офелия, Горацио.
Второе действие ритмически отличается от интенсивного и "компактного" первого. Здесь тот же монтажный принцип, вот только временные рамки между сценами увеличиваются, а круг вертится в более зловещем темпе.
...Резкое световое вторжение Гильденстерна (Дмитрий Воробьев) и Розенкранца (Константин Воробьев). Распахиваются двери - и яркие, в ослепительно белых костюмах, появляются новые участники трагедии.
Рядом с ними грязный белый костюм Гамлета выглядит почти лохмотьями. Его белое лицо, волосы, измазанные глиной, - странны. Правда, Гамлет ведет себя как человек, который "измазался" для дела. Невольно каждый гибельно втянут в движение круга и становится орудием этого движения.

Фото В.Васильева
С.Бызгу (Полоний),
И.Копылов (Гамлет),
О.Базилевич (Офелия).
У темного длинного зеркала собираются на просмотр кинофильма все обитатели "колодца". "Фильма" завывает, трещит проектор, зрители нервно оборачиваются в поисках изображения, но это очередная обманка режиссера. Главное - это лица, лица всех и Гамлета. Здесь он живет отдельно от них. Все смеются, и тихо, тихо начинает звучать голос - его внутренний монолог откуда-то сверху, постепенно заглушая плавающие звуки "фильмы". Гамлет молча улыбается, прислушивается, встает и начинает говорить. Медленно обходит смеющихся. Никто не слышит его. Он кричит, стоя за спиной у Клавдия, а тот смеется, раскачиваясь, смеется чуть хищно, спокойно. Становится жутко.
Опять Гамлет на круге, в свете луча - сомневающийся бледный шут. Нужны улики! Крупный кадр после группового "фото".
...Розенкранц и Гильденстерн развлекают принца, представляя в разных стилях монологи королевы и отравителя. Эта сцена отмечает границу, за которой последует темная полоса.
"Жить или не жить"? Пафос снижен. К горлу приставляется шило. Душевная боль Гамлета становится физической, он ранит себя несколько раз, пытаясь понять, может ли он не жить. И истерзанный, бледный, хромающий, он продолжает игру, которую начал
первым. Он раздает участникам спектакля текст. Мышеловку разыгрывают сами. Актеры не прибыли.
И это - ход, похожий на решение сцены с Призраком. Опять внешнее вторжение не понадобилось режиссеру. Актерствуют в Эльсиноре давно. Полоний без этого не может, Розенкранц и Гильденстерн развлекают принца, Офелия играет по настоянию Полония, Клавдий - пытаясь забыть злодейство, Гертруда прячет свою вину. Мнимое столкновение разыгрывается между реальными участниками трагедии. Они исполняют пантомиму под хлопотливый комментарий Полония. "Скорбите, матушка, скорбите", - кричит Гамлет Гертруде. И Полоний негодует, что нет заламывания рук и проявления скорби. Сидящий возле помоста-квадрата, он постоянно подскакивает от волнения, ему кажется, что он дирижирует. Скорчившийся Гамлет лежит на "дерне", изображая короля-отца. Он ждет, когда же Клавдий доиграет свою роль и вольет ему яд в ухо. А Клавдий спокоен до равнодушия, все делает неторопливо. Так же медленно садится на диван в виде золотого уха, до этого скрытое алым бархатом...
Виктор Крамер оказался изобретательнее Гамлета - персонажа пьесы Шекспира. Он заключает Клавдия в объятия дивана-уха, но мышеловка расчитана не только на короля с королевой, она универсальна для всех. Нет выхода из замкнутого колодца.
В третьем действии круг на долгое время замирает и его движения почти физически не хватает. Не хватает и неожиданного движения вверх, которое было в полетах столов. Все подчиняется той же смене темноты и света, но темнота все поглощает.
Остановка круга - финал человеческих страстей. Здесь все решается, распутываются все узлы. Крупно-герои у "разрытой" для Офелии могилы.
...Детские всхлипывания брата усопшей и его вопль, когда он кидается к телу, чтобы остаться с ним.
...Слезы Гертруды, ее дрожащий голос.
Как и Гамлет, режиссер не верит "словам, словам, словам" - трагическое выражено у него не в монологах, но в зримых пластических метафорах.

Фото В.Васильева
О.Базилевич (Офелия),
И.Копылов (Гамлет).
Лаэрт поднимает сверток, перевязанный веревкой. От него не оторвать взгляда, в его руках он кажется телом, завернутым в саван. Гамлет отбирает у Лаэрта сверток... сыплется песок... там нет ничего... В руках Гамлета "тело" стало песком.
Могильщик всегда был рядом, но он не участвовал в фантасмагории, просто вечно жевал. И теперь погружает в песок могилы тарелку, вместо лопаты, делает замеры зубочистками...
Наибольшей неожиданностью оказался финал истории. В нем параллельно живут два мира - вербальный и визуальный. Фонограмма дает всем известное окончание пьесы: поединок, смерть Лаэрта, Гертруды, Клавдия, а странный свет создает ощущение, что все происходит под водой: вертится круг, в зеркалах отражаются искривленные зрительские лица. Напоминает начало - подготовку к свадьбе... Только нет звука, а движения расплывчаты и медленнее обычных.
...Словно в рапиде, бежит Полоний с букетом, который выбивают из его рук.
... Гильденстерн и Розенкранц несут пленку для кинопроектора, а в фонограмме скрежещут шпаги и вскрикивает Гертруда.
... Офелия лентой чертит в небе слова, подаренные ей Гамлетом.
... У стены замирают усталые Лаэрт и Гамлет, теперь видно, как они тяжело дышат.
Гамлет остается один среди сгрудившихся столов, кирпичных стен, в пустоте.
Снова загорается свет в окне у Офелии, Гамлет берет камушек и кидает, все погружается в полную темноту, которая кажется необъятной.
"И вы, немые зрители финала..."
Все повторяется. Историю о принце будут играть вечно. И дальше не темнота, а свет.
Анастасия Терешкина
Июль 1998 г "Петербургский театральный журнал"

http://www.theatre.ru/ptzh/1998/15/022.html